Лимонов и его 58-я
В конференц-зале новгородской гостиницы седой и хриплый писатель представил пришедшим на встречу свою новую книгу. Она была у него пятьдесят восьмая.
- Я даже не знаю – вы-то обо мне что знаете? – спросил он людей. В прошлом писателя была работа монтажником-высотником в Харькове, ночлежки Нью-Йорка, атаки в воюющей Югославии, запрещённая партия и не гаснувший два с половиной года свет в тюремной камере.
Ему задали вопрос о недавней лауреатке Нобелевской премии. Писатель сказал, что Нобелевскую премию ценит низко. За вручениями было интересно наблюдать во время «холодной войны», когда её давали по политическим мотивам. Дали бездарному прозаику (и неплохому поэту) Пастернаку – за конфетный роман (а экранизация с Омаром Шарифом вышла ещё глупее). Когда улучшились отношения с Западом – дали Шолохову за гениальный роман. Затем - Солженицыну, Бродскому. А сейчас премию вручают филологи и дают никому не известным людям. Нынешний лауреат – не писатель, а журналист не первого плана, написавшая когда-то давно модную книгу об афганской войне. А сейчас она отличилась антирусскими высказываниями. Она противник, враг.
Писатель заговорил об Украине. Сказал, что она после распада СССР поступила коварно, как жена олигарха, которая смогла после развода забрать то, что ей никогда не принадлежало – земли русских, румынов, венгров. Что украинский кризис должны были разрешить наши мотострелковые дивизии, как минимум, установив в Киеве дружественный режим. Писатель назвал предателем певца Макаревича. Его стоило бы отправить в тюрьму как Петра Лещенко за концерт перед румынскими военными во время Великой Отечественной. Он вспомнил Ельцина и сказал про осиновый кол.
Аудитория аплодировала. Ему всегда аплодировали в этом месте. Но писатель знал, что многие из слушателей пришли бы в ужас, прочитав его ранние книги. А другие впали бы в ступор, узнав, что по его весёлой идее руководители ячеек запрещённой партии назывались «гауляйторами». И был даже гауляйтор Будулай.
Спрашивали про арест и тюрьму. Писатель сказал, что его дело – а обвиняли его не в мелочи, а в попытке поднять вооружённый мятеж в Казахстане – не было полностью сфабриковано. Но рассказывать о том, что было – давать показания против себя. В тюрьме полезно побывать интеллектуалам, чтобы не слишком отрываться от народа, пообщаться с колянами и сашками. От того, как ты сможешь «построить ситуацию» в тюрьме, очень часто зависят условия твоей жизни и сама жизнь. В тюрьме он написал семь книг, и то, что они смогли покинуть тюремные стены – это тоже заслуга.
- Когда я был в колонии, в Москве отмечали мой юбилей. Что может быть пошлее присутствия на посвящённом тебе вечере? А одному из наших загнали копчёную курицу, и мы чудесно проводили время в камере. Я иногда вспоминаю тюрьму с благодарностью.
В тюрьме он написал книгу «Священные монстры» - размышления о 52-х замечательных жизнях. В ней он напал на Пушкина, назвав его поэтом для календарей, и высказал догадку, что истоки романов Достоевского, в которых все постоянно находятся в напряжении – в его тюремных впечатлениях.
- Ленин – сногсшибательный персонаж. Его уникальность в том, что он приехал после февраля 17-го в Россию и сказал: революции не было, мы должны её устроить. Его убеждали: очнитесь, вы предлагаете авантюру. А между собой говорили, что Старик (так его называли) в эмиграции совсем оторвался от действительности. Через 18 дней этот маленький человек в костюмчике добился большинства на съезде и вместе с Троцким начал готовить революцию.
Девушка с бритыми висками, издали похожая на ассирийскую принцессу, спросила его про эзотериков Мамлеева и Головина и о том, влияли ли они на него.
- Я знал и покойного Головина, и Дудинского, и Юрия Витальевича Мамлеева (через несколько дней тот тоже перейдёт в разряд покойных). Но в их круг не входил, я принадлежал к кружку «смогистов». Конечно, Головин был очень эрудированный человек, который в 68-м году ходил по Москве с переводами «Песен» Лотреамона и на нас тоже влиял.
А что до эзотерики, то у него есть две книги и будет ещё одна, не совсем нормальные с точки зрения обычного человека – безумные теории, собрания ересей. Он уверен, что за этими мыслями будущее, но много говорить сейчас об этом не хочет.
Снова спрашивали о политике.
- Нам любят говорить, что всё у нас не так. Но на самом деле – победа 45-го, взятие Берлина – это такая вершина истории! Величие не надо недооценивать. Вульгарный экономизм не должен господствовать – не хлебом единым жив человек. Когда в первый раз американцы воевали в Ираке, я написал, что мы им в тайне завидуем – в том, что это не наши, а их солдаты идут победителями где-то в пустыне. Двадцать три года мы прожили в унижении, потому что потеряли энергию, подъём, звание великой нации! А теперь власть сама задала новый тон. И после присоединения Крыма лица у людей стали счастливыми. И теперь люди требуют большего. У нас новый лозунг: «Нам мало Крыма!». И власти приходится с этими требованиями считаться, иначе доверие к ней упадёт. Национальная психика требует величия.
Его спросили о стихах. Он сказал, что вновь начал писать их в тюрьме. Скоро выйдет седьмой сборник. И прочёл:
Всё холоднее и холодней,
А на родной Украине
По сёлам режут сейчас свиней
Да на колодцах иней...
Затем он прочёл стихотворение «Мелкокалиберные вожди сменятся крупнокалиберными».
- Что-нибудь лирическое, - попросили из зала.
- У меня всё лирическое, - резко парировал писатель. И прочёл:
Когда прекращаются авиарейсы
С началом гражданской войны,
Когда убегают принцессы Грейсы
«Из этой проклятой страны»,
Когда иностранные злые посольства
Стоят холодны и темны,
Когда в супермаркеты продовольства
Уже не завезены...
Тогда появляются юные банды
Подростков угрюмых орда,
И как людоеды из чёрной Уганды,
Бесчинствуют сквозь года...
Разбросаны в городе свежие трупы,
И стаи бродячих собак...
«А в двери бушлаты, шинели, тулупы»,
Иначе нельзя никак...
- Вот вам лирическое, - каркнул он.
Ещё одна дама интересовалась: трагизм его творчества - не был ли заложен в детстве?
Писатель сердито ответил, что он ничуть не трагический, а на редкость жизнерадостный человек. А что до детства, то он советует почитать «У нас была великая эпоха».
- В ней глазами мальчика показана послевоенная эпоха. Дом в Харькове, где располагался штаб округа и где наверху мы жили. Молодой отец, который остался жив на войне. Солнце играет золотом его погон, золотые погоны недавно ввёл Сталин. Когда книга вышла, писали, что автор сожалеет о сталинизме. Глупость несусветная – я писал про атмосферу того времени. Было сплошное счастье – от того, что выиграли войну и остались живы. Там много разных трогательных эпизодов: барахолка, выставка народного хозяйства, где голодные люди плотоядно смотрят на свиней, привезённых из колхозов. Инвалиды, которые катались на досках с шарикоподшипниками. Они были пьяные, от них несло, но они были дико бравые и с множеством медалей.
Источник: Ваши Новости
