«Ведь сказано было: не лезь!»… На журналистов «воздействуют» и кулаком, и… исковыми заявлениями
Дикая история с нападением на журналиста НТВ Никиту Развозжаева гражданина под названием Колобок в прямом эфире заставила вспомнить и собственные «нештатные ситуации»
I
У нас, к счастью, в Новгороде Великом, насколько я знаю, никогда ещё не доходило до мордобоя журналистов.
Но вспомнить в той связи и нам есть о чём.
Когда я работал ещё в «Новгородских ведомостях», в редакцию обратились жители Боровичей, озабоченные судьбой 81-летней старушки. Одинокой, беззащитной. Озабоченность же была связана с тем, что к бабушке зачастила местная женщина-риэлтор Татьяна Меньшова (фамилия изменена). И, по странному стечению обстоятельств, после тех посещений да совместного чаепития бабушке становилось совсем плохо. Женщины не сомневались: старушку «обрабатывают».
После командировки в Боровичи я опубликовал статью, посвящённую непростой ситуации. С самой Меньшовой как ни старался, встретиться не смог. Сначала, узнав о цели моего визита и предстоящего разговора, она просто бросила трубку. А потом перестала отвечать на звонки.
Статья сделала историю хотя бы публичной. На этом, думалось тогда, хотя бы на время, но можно поставить точку. Прошло, однако, дня два-три после публикации, и в редакцию, в мой кабинет, пожаловали люди: две женщины и мужчина. За «главную» была она – Татьяна Меньшова. В общем-то, не дав возможности даже осознать ситуацию, Меньшова, так избегавшая встречи в Боровичах, перешла в наступление. С использованием вполне ненормативной лексики, даже неожиданной в устах прилично одетой дамы, под одобрительные ухмылки спутников, она доходчиво объяснила мне ситуацию, обозначить которую можно было одной фразой:
«Сказано – не лезь!».
Засим компания удалилась, пообещав мне, «если что, большие, о-о-очень большие» неприятности.
Тогда я вынужден был обратиться в областное УВД. Не знаю, что уж они там предприняли, но больше поползновений со стороны г-жи Меньшовой не было. И квартиру старушки, сколько я знаю, экспроприировать она не смогла.
А по прошествии некоторого времени (может, года, может, двух), когда в очередной раз я был в командировке в Боровичах, обратил внимание на стенд перед зданием местного ОВД: «Розыск». С одной из фотографий на меня глядели умные проницательные глаза уже знакомой «риэлторши» Меньшовой. «Спалилась» женщина на ином совершённом ею мошенничестве.
Потом её нашли, осудили, приговорили к реальному лишению свободы.
Так и это ещё не всё. Когда женщина уже отбывала срок, я занялся уголовным делом, возбуждённым в отношении другого боровичского риэлтора. И вот ведь что удивительно – среди людей, пострадавших от того риэлтора, я обнаружил мужчину с фамилией… Меньшов. Естественно, стало любопытно. Поинтересовался у следователя: не родственник ли г-жи Меньшовой?
«Сын! – ответил следователь. – Родной сын!».
А когда ведь было ещё сказано: не рой другому яму!
II
Впрочем, чтобы по-настоящему «достать» журналиста, «антигерои» публикаций используют сейчас и куда менее бандитские, куда более цивилизованные методы давления. Как то: суд.
Второе дело, которое не могу не вспомнить, тоже связано с риэлторской деятельностью. Но теперь уже – не «серых», а «чёрных» риэлторов («чёрные» – это те, которые убивают). Так вот, несколько лет назад областной суд вынес приговор в отношении двух ярких представителей этого племени, на руках которых кровь не одной жертвы: отец и сын Костины.
Отец, Геннадий Костин, был приговорён к 25 годам колонии, сын, Артём Костин, – к 23-м. После оглашения приговора (он, кстати, был вынесен на основании вердикта присяжных) я опубликовал классический судебный очерк под названием «Двухкомнатная могила».
Каково же было моё удивление, когда после публикации мне вручили исковое заявление «о защите чести и достоинства», сотворённое Костиным-сыном. В нём он «требовал» (так – в оригинале) взыскать в его пользу с автора компенсацию морального вреда в размере ни много ни мало, а 1 миллион 400 тысяч рублей – «так как против Меня и Моего Отца (так – в оригинале) были нарушены наши права».
Вообще говоря, такой иск может быть удовлетворён только в том случае, если публикация основывается на лжи и, одновременно, наносит ущерб чести и достоинству кого-то из персонажей, в ней упомянутых. А эта публикация основывалась на нескольких томах уголовного дела, на нескольких месяцах судебного разбирательства. Да и кроме того, ни в одной точке газетного пространства от себя я не утверждал, что Артём Костин – преступник либо убийца. В статье были куда более корректные выражения. Например: «Коллегия присяжных вынесла вердикт: виновны…» либо «Суд признал виновными…».
Но начались мои хождения в суд в качестве ответчика. Немного непривычная ситуация, когда его, истца, вводили в зал судебного заседания суровые конвоиры и провожали в железную клетку, откуда не убежишь. А в руке, я заметил, отксерокопированный текст, поверх которого значилось: «Европейская конвенция по правам человека». Изучал, значит. Изучил. И вещал из клетки молодой мускулистый парень о том, какие «нравственные истязания» после публикации статьи пережил он сам, его родственники, его девушка, которая – не поверите! – из-за статьи рассталась с Артёмом (я, признаться, задавался тогда вопросом: из-за публикации или всё-таки из-за преступлений, совершённых им?).
Из уст парня сыпались слова, которые должны быть дороги каждому человеку: Право, Закон, Конституция, Конвенция, Страсбург… Но возникало на фоне этого монолога ощущение некоего абсурда. Потому как сразу вставали перед глазами картины расправ над людьми, в которых, как признал суд, участвовал Костин. Нет, что ни говорите, бороться за права лучше с чистыми руками. А с руками, которые, скажем так, как у Костина, нужно идти не в суд, а в церковь.
Цинизм, если на совесть, – редкостный. Цинизм человека, который может убить другого и не испытать при этом «нравственных истязаний». А потом, когда преступления раскрыты, когда суд вынес приговор, возмущаться тем, что об этом «кто-то пишет», не спросив его, Костина, благословения. И от этого испытывать такие переживания, что не дай же Бог!
В принципе, в нашем мире уже давно многое перевернулось с ног на голову. И то, что преступность становится все наглее, изощрённее, изворотливее, это, увы, никого не удивляет. Меня, честно говоря, поначалу озадачила сумма взыскания, на которую претендовал Костин. 1 миллион 400 тысяч рублей. Судья спрашивал у него самого, почему именно такой набор цифр? Никакого внятного обоснования этой суммы Костин не дал. Лишь потом, уже после суда, возникло одно предположение. Наверное, эта сумма вынырнула из подсознания истца: примерно столько стоила приличная однокомнатная квартира, когда Костины занимались своими аферами. Чем не компенсация?
В конечном итоге, в любой компенсации «душевных и моральных истязаний» Артему Костину суд отказал. Но времени было потрачено – много. И нервных клеток было убито тоже много.
…В общем, как это про старую советскую милицию: «Наша служба и опасна, и трудна…»? Так, кажется? Или это и про нас тоже?
Источник: Ваши Новости
